Беломорская биологическая станция МГУ имени М.В.Ломоносова
20 сентября, 2016

Г.Е. Самонина

Воспоминания о водолазной жизни на ББС.

Впервые я увидела ББС и Белое море в 1957 году, когда проходила практику по сравнительной физиологии. В этот года беломорскую практику для своих будущих дипломников проводил мой учитель профессор М. Г. Удельнов. После этого я была на биостанции после окончания Биофака, когда провела все лето в качестве «матроса», а затем, начиная с 1960 года, ежегодно приезжала на биостанцию в командировку, так как моя научная работа была связана с изучением нервной регуляции сердца рыб, в частности трески.

КАК АКВАЛАНГИСТКА-ПОДВОДНИЦА ВПЕРВЫЕ Я ПРИЕХАЛА НА ББС в 1961 году, и с этого года проводила на биостанции 1,5—2 месяца, совмещая подводные экспедиции с научной работой. Поэтому мне трудно описать свои впечатления от Белого моря и биостанции, от лица впервые приехавшей сюда подводницы. Но, наверное, все те впечатления, которые описал Андрей (Андрей Янович) Смирнов, Толя (Анатолтй Ефимиовтч) Шелест и Миша (Михаил Гаврилович) Булычев, конечно, не обошли и меня, но несколько раньше. Солидарна я с ними также и в том, что Николай Андреевич был душой биостанции, без которого её бы не было, как не было бы и стройотряда, и всеобщего желания помочь биостанции, чем кто мог. Светлая память Перцову Николаю Андреевичу! Все беломорцы до конца жизни будут помнить его.

Андрюша (Андрей Янович) Смирнов и Анатолий Ефимович Шелест с Кириллом Беловинцевым уже описали свои впечатления и жизнь первой в истории ББС экспедиции подводников в 1960г.

В ТОТ ГОД Я ПРИЕХАЛА НА БИОСТАНЦИЮ В КОМАНДИРОВКУ, чтобы освоить регистрацию электрокардиограммы у плавающих рыб. Рая Маргулис, тогда еще помощница Веры Александровны Бродской, доцента кафедры зоологии беспозвоночных, была приставлена к подводникам, чтобы отбирать и правильно транспортировать до биостанции живой материал, который приносили аквалангисты. Рая и я подружились с группой подводников и все свободное время обычно проводили с ними.

И вот однажды, когда мы белой ночью направлялись к кресту, чтобы попеть песни под гитару, мы встретили подводника Севу Гавриленко, который удрученно шел от ветряка. Оказывается, в ту ночь был небольшой ветер, и ветряк слегка крутился. Сева решил остановить его. Он влез на крышу старой пилорамы и, когда очередная лопасть ветряка была у самой крыши, он крепко ухватился за нее. Но сил остановить ветряк у него не оказалось и его подняло в воздух. Мы все тотчас же представили долговязую фигуру Севы, похожего на Дон Кихота, пытающегося остановить ветряную мельницу. Почему-то это запомнилось мне. Может быть, во всех подводниках ББС было что-то донкихотское.

ПОСЛЕ ЗНАКОМСТВА С ПОДВОДНИКАМИ, Я ЗАБОЛЕЛА «ПОДВОДНОЙ» БОЛЕЗНЬЮ и уже осенью 1960 года начала заниматься в секции аквалангистов спортклуба АН. Мое первое погружение в море (1961г.) было напротив Креста, где есть яма глубиной более 15м. До этого я погружалась только под Москвой на глубину не более 5м и очень боялась, что я не «продуюсь», так как не откроются евстахиевы трубы. Но, погрузившись под воду, я увидела вокруг себя такую красоту, что сразу забыла о своей боязни. Когда я дошла до дна, мне показалось, что я попала в великолепную сказку — пробивающиеся солнечные лучи освещали водоросли, между которыми проплывали рыбки, а на дне — морские звезды, какие-то рачки, асцидии-морковки и еще много-много всего прекрасного.

В ПОСЛЕДУЮЩИЕ ГОДЫ МЫ ЧАСТО ВИДЕЛИ ПОД ВОДОЙ И КРУПНЫХ РЫБ, в том числе зубаток, которые лежащие скрученные кольцом на дне и казались доисторическими чудовищами. Впервые увидев такое «чудовище», я не сразу поняла, что это она, а когда поняла, то поднялась наверх, взяла подводный нож и спустилась на то же самое место. Зубатка оставалась неподвижной. Но, как только я приблизилась к ней, держа нож на вытянутой руке, она внезапно развернулась и вцепилась мертвой хваткой в нож. Так, держа нож с зубаткой в руке, я поднялась наверх и положила ее в вельбот. Затем мы разными способами пытались ее обездвижить (в том числе с помощью ударов по голове вельботным веслом). У зубатки такие зубы, что она вполне могла бы перекусить вельботное весло, в чем мы убедились, когда кто-то в одно из последующих погружений также сумел поднять зубатку в вельбот.

Запомнилось мне еще одно погружение в мою первую экспедицию на ББС в дождливый сумрачный день около одного из островов похожих на Кастьян, где есть глубина около 40м. В. А. Бродской было очень важно посмотреть, что могут принести подводники с такой большой глубины. Очень малоприятно было одеваться для спуска под воду под дождем и при сильном северном ветре. Но наш тренер Анюта (Анна Николаевна) Нелидова сказала, что я пойду первой. Спустившись под воду метров на 10, мне стало не очень приятно, так как вокруг было темно и плохо видно. Единственно, что я поняла, что якорь «Научного» находится в верхней части какого-то «кратера», который ступенями спускается вниз. Я дала сигнал подъема и вскоре оказалась наверху. Но неумолимая Аня, узнав, что со мной и аквалангом все в порядке, сказала, что я должна дойти до дна кратера. Пришлось идти под воду еще раз, преодолев свое нежелание. Когда я достигла самого дна, мне представилось, что я нахожусь на арене очень большого цирка, а вокруг ввысь идут ступени как ряды кресел. Было очень темно. Что-то вслепую взяла для зоологов в свою сетку. Пробыв на дне относительно небольшое время, я должна была подниматься, чтобы в акваланге хватило воздуха на медленный подъем. Когда я поднялась на борт «Научного», Рая Маргулис взяла сетку, посмотрела ее содержимое и пришла в восторг. Оказалось, что в сетке были какие-то два неизвестных вида беспозвоночных (каких — не помню).

С 1964 ГОДА Я В ТЕЧЕНИЕ НЕСКОЛЬКИХ ЛЕТ ЕЗДИЛА РУКОВОДИТЕЛЕМ ЭКСПЕДИЦИИ ПОДВОДНИКОВ. В 1966 году первая смена состояла только из молодых ребят 18—20 лет. Запомнился наш первый выход на губки. Я рассказала ребятам об очень сильном приливно-отливном течении, натягивающем страховочный конец и об обязанности страхующего отдавать его только тогда, когда ты четко (по концу) услышал сигнал о необходимости дать дополнительный конец подводнику, находящемуся на глубине. Когда я спускала ребят под воду, то выбрала время относительно спокойной воды, поэтому они на себе не испытали всю сложность погружения и страховки на сильной воде. Мне же пришлось спускаться под воду, когда шел сильный прилив. Ребят, страхующих меня, я еще раз предупредила, чтобы без четкого моего сигнала они не отдавали конец. Хорошо походив по дну, где течение не чувствуется, и, собрав много материала в сетку, я дала сигнал о подъеме. Прилив в это время уже набрал силу, и страховочный конец был настолько натянут, что дрожал как тетива при сильном ветре. Страхующий аквалангист решил, что я сопротивляюсь подъему, и все время отпускал конец. Когда я поднялась на поверхность, то конец был отпущен полностью на 75м. Только тогда ребята на вельботе поняли, что прилив сыграл с ними злую шутку, и теперь им пришлось приложить огромное усилие, чтобы протащить меня с громоздкой сеткой 75м против сильной воды.

А ЗАТЕМ В ИЮЛЕ МЕСЯЦЕ 1966 ГОДА НЕОЖИДАННО ПРИШЛИ ЛЬДЫ ИЗ КАРСКОГО МОРЯ. Когда мы услышали, что к Салме со стороны моря двигаются льды, бросились к вышке и с ее верхней площадки увидели, что все море было покрыто льдом, который начинал входить в воды Великой Салмы вместе с начинающимся приливом. В течение нескольких дней лед приходил с каждым приливом и уходил с отливом. Лед настолько плотно заполнял все пространство воды, что ни одно судно не могло выйти в море. Во время прилива отдельные льдины проплывали и дальше к Пояконде. И как раз в это время пришла телеграмма, что приезжает группа физиологов. Был большой Совет — что делать. Решили, что во время отлива, когда перед биостанцией вода была относительно чиста, без плавающих льдин, «Научный» во главе с А. И. Субботиным пойдет в Пояконду и постарается успеть вернуться с группой студентов до начала прилива. Но, как это иногда бывало, поезд немного опоздал и «Научный» с группой физиологов подходил к биостанции в начале прилива, когда навстречу «Научному» уже пошли льды. «Научный» довольно спокойно сумел пройти начало Великого острова и дойти до креста, но преодолеть пролив напротив креста ему не удалось. В результате физиологи выгружались как на Северном полюсе: принесли высокую лестницу и они спускались прямо на лед. Зрелище было невероятное!

ВСПОМИНАЕТСЯ МНЕ И ТАКОЙ ИНТЕРЕСНЫЙ МОМЕНТ ПОГРУЖЕНИЯ В ОДНОЙ ИЗ ПОСЛЕДУЮЩИХ ЭКСПЕДИЦИЙ НА БИОСТАНЦИЮ. Собирается идти под воду «новичок» — Валера (теперь Валерий Иванович) Никуличев. Около креста его инструктируют уже «бывалые» девочки-подводницы — Галя Максимова и Вера Куранова. Одна из них его страхует. Наконец Валера в полном снаряжении решительно идет в воду в направлении середины Салмы. Но перед заходом в воду он забыл «обжаться» — выпустить лишний воздух из гидрокостюма, оттянув его около шеи. Когда Валера дошел до глубины 1,5—2 м, он не смог погрузиться и поплыл как поплавок по поверхности воды. Тогда кто-то из девочек, желая ему помочь, вместо «обожмись!» крикнул: «Обдуйся, обдуйся!». Но Валя, может быть даже к счастью для него, ничего не слышал и вынужден был вернуться на берег.

Следует подчеркнуть, что подводники СКАНа всегда активно участвовали в жизни биостанции, всегда пытались, чем можно помочь биостанции и Николаю Андреевичу, начиная от работы на всех авралах ББС и кончая попыткой поднять судно «Кивач», затонувшее на мелком месте около поселка Ковда, включая участие в перегоне сейнера от Москвы до биостанции.

Во время первого рейса на «Научном» в Ковду мы убедились, что сидит «Кивач» очень крепко и для начала сняли с него, все что смогли. В дальнейшем капитан «Научного» Алексей Иванович Суботин вместе с Николай Андреевичем придумали такой план. Привести с «Научным» огромную баржу, привязать её прочно к «Кивачу» и во время отлива заполнить ее водой. Во время прилива предполагалось постепенно откачивать воду из баржи, что должно было позволить выдернуть «Кивач» из засосавшего его грунта. Во время отлива мы почти полностью заполнили баржу водой, и привязанный к ней «Научный», погрузился немного выше ватерлинии. А. И. Суботин дал сигнал ложиться спать, а сам остался на мостике. Часа через три мы почувствовали, что наш корабль дал сильный крен. Оказалось, что баржа, наполненная водой, не смогла даже чуть-чуть пошевелить «Кивач». Тем временем вода прибывала и «Научный» почти лег на один борт. Команда Суботина: «Включить насос и откачивать воду из баржи»,- ни к чему не привела, так как насос перестал работать. Мы вынуждены были обрубить концы и вернуться на биостанцию без баржи.

Как правило, в группе подводников, приезжавших на ББС, были ребята и девчонки, с которыми мы вместе занимались в секции подводного плавания спортклуба АН в бассейне Лужники. Поэтому мы очень много времени проводили вместе, и у нас образовался великолепный коллектив. Мы вместе встречали праздники, ходили в турпоходы, ездили на погружения под Москвой.

Образованию такого коллектива, в котором каждый был уверен, что при необходимости все протянут ему руку, в немалой степени способствовал дух, царивший на биостанции. К сожалению, с каждым годом нас становится все меньше и меньше. Но все равно, у всех нас, кто когда-то был на биостанции, в душе живет дух ББС и память о Николае Андреевиче Перцове, сотворившим когда-то это беломорское чудо.

Автор: Г.Е. Самонина

Последние новости