Беломорская биологическая станция МГУ имени М.В.Ломоносова
20 сентября, 2008

Тая Швец

Согревающие душу воспоминания бывшей Тайки, ныне Таити Борисовны Швец-Тэнэта-Гурий, бабушки девяти внуков и прабабушки трех правнуков.

В Пояконду поезд прибыл около 4-х утра по Москве и в позднее утро по местному. Мы в темпе выбросились из вагона с грудой вещей на землю за 1 мин, и поезд ушел. Юрка Либеров тут же начал всё фотографировать, объяснив мне, что даже спичку можно снять так, что она останется незабвенной. Пока мы разбирались с вещами, подошел поезд из Мурманска, и симпатичная пухленькая дама захотела «размяться». Не успела она соскочить со ступенек, как поезд тронулся, и дама стала пытаться забраться обратно в вагон, но было слишком высоко — даме что-то по пояс. Рыцари Сева Гавриленко и Паша Зубарев бросились даме на помощь, но они при этом, как слепые скульпторы, пытались запомнить все формы дамы, и дама одной рукой держалась за поезд, а другой отдирала от себя руки спасателей. Все же поезд набирал ход, и рыцарям пришлось забросить даму в тамбур. Мы, оставив все дела, хохотали до упаду, а потом начали по частям перетаскивать вещи к пирсу. В те поры на севере можно было в любом месте надолго оставить всё, что угодно, кроме бутылки.

КОГДА СУМАТОХА ЗАКОНЧИЛАСЬ, я, как-то не сразу, оказалась в другом мире — необычная тишина, зеркало Великой Салмы, от которого притекал странный морской аромат, легкий туман и ощущение полета. Потом пришел вельбот, и чудеса продолжались. Вельбот плыл по зеркалу Великой Салмы, а вокруг возникали маленькие островки с высокими соснами — как атоллы с пальмами на южных морях, которые большинству из нас известны только по рассказам и рисункам. На мысе справа по борту появился ветряк, служивший в давние времена единственным источником электроэнергии для ББС, потом показался мыс с крестом — памятник неизвестно кому или чему (на севере много таких таинственных крестов), а затем, как грибочки, у подножия гористой тайги появились домики ББС. Романтическое настроение, которое обрушилось на нас как только мы спустились из тамбура вагона, оставалось с нами весь месяц на ББС и много лет потом. Как физиолог, я думаю, что кроме много-много чего прочего, это ещё и организм старается физиологические неудобства для тела (нехватка кислорода) компенсировать радужным настроением для души.

НА ББС МЫ ПОПАЛИ В ДРУГОЙ МИР, в котором, может быть, будет жить когда-нибудь человечество — много и ответственно в работе и тепло и свободно в жизни. Душой и Сердцем ББС был Директор — Николай Андреевич Перцев.

В обращении с людьми меня восхитило свойство Директора исходно подходить к каждому человеку, как к очень хорошему, и умение Директора находить тонкую грань между полной демократией, ничего не запрещалось, и образцовым порядком — в наше время говорят: «Все под контролем». Хотите гулять всю ночь, а вся ночь — это мегатонный закат над Великим, — пожалуйста, но вне территории, т. к. кто-то и спать хочет. Хотите лодку — пожалуйста, но не в рабочее время и запишите в тетрадь Нины Семеновой. Хотите в тайгу погулять, сходить за грибами, ягодами — пожалуйста, но не в рабочее время, и скажите примерно в каком направлении. Через ББС прошла масса студентов и старших школьников, народа эмоционального, вольного и неуправляемого. Но обаяние и авторитет Директора были столь велики, что в зоне повышенной опасности (холодное море, глубокие торфяные озера, тайга, да и медведь бродит неподалеку) и на очень непростой работе, скажем на пилораме для стройотряда, всякие неприятные происшествия были очень редки.

НА ББС НАС ПРИНЯЛИ ОЧЕНЬ ЛАСКОВО И ЗАИНТЕРЕСОВАНО — мы были первыми подводниками и могли снять со дна и поднять водоросли и животных в целости и сохранности. Раньше это делали драгой и поднимали объекты смятыми или покалеченными. И еще у Толи Шелеста была кинокамера, и что-то можно было снять на пленку в движении.

ДЛЯ РАБОТЫ БЫЛО ВСЕ — компрессор в специальной будке (А вот про акваланги не помню) и вельботы. Нас разделили на две группы: одна группа (данные у Шелеста) собирала со дна все водоросли в рамке (размером кажется 100Х50 см2). Работающий осторожно соскребал с камней ризоиды титановым ножом, который у каждого на поясе был в ножнах на всякий случай, и складывал водоросли в сетку, закрепленную на поясе. Руководила альгологами Мария Степановна Киреева из ВНИИРО — очень добрый, веселый и подвижный человек. Другая группа, работала с Верой Александровной Бродской — специалистом по зоологии беспозвоночных животных.

ПОГРУЖАЛИСЬ МЫ В КОСТЮМАХ СОБСТВЕННОГО ИЗГОТОВЛЕНИЯ — клеили из резины 1 мм толщиной по выкройке. И ничего! Протекало, конечно, вылезали мы изрядно мокрые, но Белое море по сравнению с Баренцовым относительно теплое. У нас с Юрой Либеровым был общий гидрокостюм, хотя по объёму, как я полагаю, я была раза в два больше. Но ничего — под водой «обжимало». Мы всегда работали в паре — один погружался, а другой страховал. Иногда можно было плавать и нырять без акваланга в шерстяной одежде, а 14—150С было как в Сочи летом. При погружениях большой заботой были уши. Все знали, что при погружении нужно «щелкать» ушами, чтобы выровнять давление между носоглоткой и полостями средних ушей. Это не всегда помогало, и в таких случаях нужно было подниматься и капать санорин — в те поры довольно редкий препарат. Но кое-кто терпел боль в ушах и продолжал лезть вниз. Кончалось это плохо — баротравмой барабанной перепонки, как однажды у Сани Ларина. В ухе у него после погружения появилась кровь. Единственно, что можно было сделать — это закрыть ушко стерильной марлей и прекратить погружения. Но трещинка в барабанной перепонке, видимо была небольшая и мне кажется, что Саня опять погружался через несколько дней.

ЧЕРНОЕ МОРЕ ПО СРАВНЕНИЮ С БЕЛЫМ КАК СПОКОЙНАЯ ПУСТЫНЯ, покрытая на дне и камнях высоким мхом. Оказалось, что на Белом море есть завлекательные приливы и отливы, которые и радуют и печалят жизнь. В отлив можно было бродить по берегу и фукусы трещали под ногами как выстрелы — это лопались пузыри с воздухом, которые под водой держат водоросли вертикально. На берегу лежали морские звезды и бродили пескожилы — радость рыбаков. В некоторых местах трудно и даже страшновато было пройти в море из-за зостеры — толстых темных жгутов, похожих на змеев.

А КАКИЕ ВИДЫ ОКАЗАЛИСЬ ПОД ВОДОЙ! На камнях сидели розовые, похожие на маленьких поросят, асцидии и элегантные дамы — черные и стройные голотурии с черными вуалями, которыми заглатывают добычу (в нашем грубом человеческом лексиконе — «огурцы»). Между камнями очень тихо, незаметно для человеческого глаза, гуляли морские звезды — во множестве Asterias rubens и редко (это большая удача) Asterias solaris. Редко попадались и морские ежи. Встречались причудливые прозрачные красавицы, но познакомиться с ними поближе было невозможно —  они, если и попадали в руки, то рассыпались очень быстро. Крупные рыбы, хотя их, судя по улову наших рыбаков, было много, обходили аквалангистов стороной, видимо, уже имели жизненный опыт. Они уже перестали клевать на пустой крючок, но пескожилов треска, корюшки с запахом свежих огурцов и даже злобные зубатки еще брали хорошо. Зубаток следовало опасаться не хуже, чем акул — у Кирюши Беловинцева зубатка, брошенная на дно лодки, перекусила весло. Хорошо, что ей не подвернулась Кирюшина нога. Рыбья мелочь же была очень любознательной, если посидеть на камне спокойно, она собиралась вокруг и тыкалась рыльцами прямо в маску. Вид был не хуже, чем в хорошем аквариуме, так красивы и разнообразны по фигуркам и раскраске были эти рыбки. И

НАМ СЛЕДОВАЛО РАЗВЕДАТЬ ЗАПАСЫ ВОДОРОСЛЕЙ — анфельций и ламинарий. У ламинарий (Sakharina) очень длинные и широкие листья, они похожи по виду и размером на кусты бананов на черноморском побережье. А у других ламинарий (digitata) листья, широкие и резные. На этих листьях сидят крупные (с ладонь) травяные крабы, которые бродят очень медленно и не щипаются большими клешнями. В наше пребывание заросли ламинарий встречались редко и в этих зарослях можно было ощущать себя в джунглях. Ламинарии долго добывали драгой в больших количествах из-за агар-агара, и мы еще застали на Еремеевском острове ряды веревок, на которых были развешаны для просушки прекрасные и несчастные их листья. В общем, картина жизни под водой красочней (метров до пяти глубины) и разнообразней, чем на суше — человек пока там редкий гость и еще не успел его как следует «утилизировать». Нашей бедой были балянусы — раки типа раков-отшельников. Но их конусообразные дома были стационарными, и они их строили на гладких скалах — «бараньих лбах», отполированных ледниками и морем в полосе прилива-отлива. Стоило поскользнуться — и на гидрокостюмах получались дыры, а без гидрокостюмов глубокие порезы, которые плохо заживали. Чемпионом по части редких находок была Анюта Нелидова, которая плавала лучше любой рыбы и, по-моему, чувствовала себя под водой в любой ситуации как человек-амфибия.

ПРИЛИВЫ И ОТЛИВЫ НЕ РАЗ УСТРАИВАЛИ НАМ И СМЕШНЫЕ И ОПАСНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ. Прямо напротив ББС у самого берега острова Великий, заповедник — на берег выходить нельзя, на приличной глубине (около 15 м) устроилась роскошная колония губок. Погружаться там можно было только на «стоячей воде», т. е. 20—25 мин самое большее, когда заканчивался прилив или отлив и еще не набирало силу обратное течение. Я как-то погружалась в это время и задержалась под водой, залюбовавшись фантастическим городом губок, а когда очнулась, вспомнила, что еще же нужно наполнить сетку. Начала хватать все, что было под рукой, а вокруг уже быстро плыли водоросли, маленькие и большие куски чего-то, скорость быстро нарастала и вокруг, как будто, понеслись скорые поезда. Стало трудно дышать, и я пошла на подъём. В лодке тоже спохватились и начали меня тянуть — вытянули быстро. В другой раз я страховала Кирюшу Беловинцева. Он тоже на губках застрял, хотя я подергивала страховую веревку и напоминала, что пора наверх. Когда Кирюша всплыл, мы его уже не могли подтянуть к лодке против течения. А сам Кирюша не мог подплыть к берегу, будучи привязанным к веревке — он не мог преодолеть силу течения. Кирюша мне махал — «бросай веревку», а я не решалась — а вдруг его унесет в море. Веревку все же пришлось бросить. Метров через сто Кирюша выбрался на берег, упал, и мы долго не решались к нему приблизиться, чтобы не получить словесного и физического порицания за наше робкое поведение. В другой раз я с Юрой Либеровым, и Мишаней Булычевым и научным сотрудником ББС Раечкой Маргулис пошли на лодке с мотором к Лобанихе, скорее всего за линками, а может еще за чем-то другим.

Линки это очень красивые крупные пятиконечные звезды малинового цвета с лучами более длинными, чем у обычных звезд Asterias rubens, интересные еще и тем, что при высушивании они сохраняют свой малиновый цвет. В этом месте особенно хорошо выражено известное подводникам явление. В плохо прозрачной воде через 5—6 метров от поверхности, при хорошо подобранных грузах, уже трудно разобрать, где верх, а где низ. Ориентироваться можно только по воздушным пузырям, идущим вверх от акваланга. При приближении дна (15—25 м от поверхности) вдруг делается светлее, все на дне хорошо видно и четко выступают зеленоватые (внизу) линки.

МОТОРЫ ПОЧТИ У ВСЕХ ЛОДОК БОЛЕЛИ КОКЛЮШЕМ, т. е. они время от времени начинали кашлять и останавливались. Нужно было долго дергать за ремень мотора и то нежно, то грубо уговаривать его, чтобы мотор опять сколько-нибудь потарахтел. На этот раз была та же история, но поднялся небольшой ветер и волны — нам нужно было поторопиться. Чтобы мотор завести, нужно было поднять корму лодки, и пока ребята дергали ремень, я должна была бежать на нос. Когда мотор делал вид, что он завелся, нужно было опустить винт в воду, и я бежала на корму. И так много, много раз. Впечатления неизгладимые даже через 47 лет.

За «бараньими лбами» — белыми отполированными скалами был небольшой пролив, который вел в большую круглую бухту, на берегу которой был кордон, и мы решили переждать ветер и волны в бухте. А на кордоне жили прелестная девушка с темно-рыжими кудрями и прекрасный черноволосый юноша — жена и муж, которые, кажется, изучали поведение форели в местном ручье на острове Великий. Пока мы знакомились с ними, а наши мальчики любовались девушкой кто-то закричал: «А лодка!». Лодка тихо, безмолвно и коварно уплывала с течением. Лодку с трудом поймали вплавь, вернули, а потом долго отогревались.

В другой раз меня взяли на «Научный» в команду, надежда которой была поднять буксир, затонувший недалеко от поселка «Ковда». Буксир пострадал, «высохнув» на каком-то особо сильном отливе. В отлив в наше время до палубы было метра полтора. Алексей Иванович (на ББС вместо Директора уже появился капитан) решил в отлив закрепить буксир канатом к корме с тем, что в прилив за счет плавучести «Научного», буксир выдернется из засосавшего его ила. Так и сделали. Комары были там ужасные, они прокусывали и одеяла и даже шерстяные треники. На «Научном» были спальники из собачьего меха, и мы решили в них спастись. На капюшоны набросили марлю и думали немного поспать. Погода была теплая, и в спальниках было жарко как в бане. Комары насели на марлю и марля от их хоботков превратились в мох, который жадно шевелился. Дышать было трудно, но я все же задремала, а проснулась оттого, что лечу куда-то и вокруг крики: «’Руби концы’» и всякие другие не очень, по тем временам, пристойные выражения. Потом был большой всплеск, и я продолжала падать дальше. Когда я выпуталась из мешка, палуба была залита водой, а народ выбирался оттуда, кто куда попал. Все были целы. Оказалось, что во время прилива вместо того, чтобы вытянуть буксир, «Научный» встал дыбом, и чуть было не лег рядом с буксиром.

ДЛЯ ЖИЗНИ УСЛОВИЯ БЫЛИ ПРЕКРАСНЫЕ — баня с выходом прямо в море, столовая с дежурными, макаронами, грибами и рыбой.

С БАНЕЙ ОДНАЖДЫ БЫЛА ПОЧТИ ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ. Как-то к нам донеслись крики: «Либерова обварили!». Я как почетная медсестра, поскольку физиолог по образованию, схватила спирт и марганцовку и понеслась в баню. Там уже сбежалась толпа, посреди которой сидел печальный Юра. Мы ему сделали спиртовую ванну во всех доступных частях тела, и вроде бы все обошлось. Оказалось, что, когда Юра радостно улыбаясь (это стало ясно на другой день, когда на его лице образовались рядочки мелких пузырьков на местах мимических морщинок) забирался на самую верхнюю полку, кто-то поддал пару.

ГРИБЫ — ЭТО ОТДЕЛЬНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ. Как-то в самом начале нашей жизни на ББС нас послали за грибами для столовой и велели взять несколько рюкзаков. Я слегка удивилась, как несколько человек могут собрать грибы примерно для сотни людей, а может и больше. Мы пошли и поняли, что нужно просто поставить рюкзак в одном месте и через 15—20 мин он уже будет полон подберезовиками и подосиновиками. Так что, часа за два мы приволокли второе блюдо для всей ББС, причем брали грибы только некрупные и чистенькие. Потом, когда мы ходили в тайгу, я не могла удержаться, чтобы по дороге не ухватить несколько грибов, хотя бы в карманы. Ребятам приходилось идти впереди и сшибать с дороги грибы, чтобы я не сбивала темп ходьбы. Белые грибы нужно было искать в траве недалеко от берега и они шли на счет — десятками. Чемпионом по этой части была дочка Директора — Ксана (Перцовочка) лет 6—7, которая вполне была «хозяйкой» на ББС и ко всем без исключения обращалась на «ты».

БЫЛИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ВЕЧЕРА У КРЕСТА С ПЕСНЯМИ («Метелки вязали…») и Николаем Андреевичем с аккордеоном. Не мешали даже тучи комаров, которые заедали всех, кроме Игоря Неизвестного, которого они почему-то облетали стороной. Сама видела, как к обнаженной руке Игоря подлетел комар, покрутился, понюхал и улепетнул. Что у него была за аура!? А какие были отчаянные волейбольные сражения, в которых подводники, если играли Игорь Неизвестный из ФИАН и Кирюша Беловинцев, почти всегда побеждали. Очень украшала нашу жизнь атмосфера влюбленности, которая, по-моему, всегда образуется, когда собирается много молодежи, — светящиеся лица, сияющие глаза — всё это было так красиво и так приподнимало над землей, хотя у меня уже была очень любимая семья и двое ребятишек.

А КАКИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ БОЛЬШИЕ ПРАЗДНИКИ ОТМЕЧАЛИСЬ в столовой, где собирались все живущие на ББС. Тогда готовились всякие деликатесы, однажды были даже котлеты из конины. И много, много пели. Всегда просили спеть «Снег» и тут уж наш главный соловей Юра Либеров заливался не хуже настоящего соловья в восхищенно притихшем зале.

Какие «подарки» Николай Андреевич по выходным делал ББС — на «Научном» вывозил студентов и нас на экскурсии на разные острова. На красивейшем острове Высокий в середине острова есть пресное озеро в чаше из скалы, похожей на большую раковину. Вода там под солнцем просто очень теплая и можно долго плавать. Кокоиха — уединенный остров, который высоким куполом возвышается в Белом море, покрыт толстенным слоем мха и лишайника, и можно с вершины до берега прыгать как на батуде. Думаю, что об острове Касьян писали многие, но может быть забыто одно происшествие. Кто-то, не помню кто, при погружении наткнулся на мертвого тюленя, а когда вынырнул, то обнаружил, что потерял очки. Кто-то другой пошел посмотреть тюленя и нашел очки, но потом опять потерял. Больше никто не видел ни тюленя, ни очков и мы решили, что тюлень очнулся и ушел в очках.

Во время одной из таких экскурсий мы были на биостанции, НА КАРТЕШЕ (от ЛГУ). Там сначала нас повели к шикарной колонии огромных желтых и оранжевых актиний, похожих на тропические. Она в отлив доходила почти до поверхности. Затем пригласили в столовую, где на столах стояли блюда с огромными ломтями белого пушистого хлеба, тарелки со сливочным маслом, я такого вкусного в жизни потом не ела, сахарницами полными сахара и чайниками с кипятком и крепкой заваркой. Картиной, которая развернулась в столовой, на биостанции, видимо любовались не раз, т. к. эта традиция существует там и сейчас.

После ББС мы с семьей или с кем-нибудь из моих подводных друзей отправлялись на Черное море, и мои ребята рано научились плавать и нырять. Таня после 8-го класса месяц проработала на ББС лаборанткой, а Саша в 9-ом классе был зимой в стройотряде. Оба очень любят север и потом много там бывали. Из моих внуков двое интересуются биологией. Старшенькая — Таня Трошина сейчас в аспирантуре на кафедре эмбриологии МГУ, а младшенькая — Настя Трошина кончает гимназию в классе с биологическим уклоном и собирается поступать на Биофак. Таня также закончила эту же школу. В этой школе и зимой и летом организуются экспедиции в разные регионы. Обе внучки побывали на Картеше и видали те же актинии и принимали их в той же столовой и с тем же угощением.

А ещё Директор брал нас на кварцевый карьер — столбы сверкающего белого кварца и черные провалы с водой между ними. Самые смелые прыгали со сверкающей скалы и танцевали там в воде почти как на дискотеке нам, более робким на зависть.

Никогда больше я не встречала таких торфяных озер — теплых и бездонно черных, как на ББС, — в свободные мы дни поднимались туда купаться, хотя было страшновато входить в эту бездонную глубину. Удивила настоящая слюдяная жилу, в которой когда — то добывали слюду и пластинки слюды легко отрывались от камня. А из гранитных глыб можно было выковырять гнездо мелкокристаллического граната.

ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНОЙ ДЛЯ ПОГРУЖЕНИЙ ОКАЗАЛАСЬ СКАЛЫ БИОФИЛЬТРОВ. Так, видимо, назвали это место из-за прозрачной воды, т. к. в этом месте приливы и отливы проходили без сильного течения. У скалы можно было бродить под водой в свое удовольствие без страховочного конца (но парой) и любоваться послойной художественной выставкой живого мира от поверхности и до дна — неглубоко, метров восемь. На Биофильтрах мы обнаружили северную гостиницу — избушку, в которой наверно не одно поколение поморов пережидало переменчивую для тех мест погоду или жило во время сезона охоты. Там действительно лежал запас дров, соль и спички.

В СВОБОДНЫЕ ДНИ МЫ ПОГРУЖАЛИСЬ, конечно, отчаянно — загубник в зубы и вниз до упора времени или до полностью пустого акваланга так все кругом увлекательно. Иногда довольно глубоко — до 30—35 м, так как поджимало живот, и на теле оставались легкие полоски синячков. И никакой тебе декомпрессии, рот открыл, чтобы не порвать легкие, и с пузырями наверх. Думаю, что сейчас многие из нас расплачиваются за это всяческими болячками.

А ВСЕ ЖЕ ЭТО БЫЛИ ПРЕКРАСНЫЕ ВРЕМЕНА. Я люблю оперу «Пиковая дама», особенно арию старой графини, которая вспоминает свою бурную молодость. В молодости я наслаждалась музыкой и не понимала, что дают воспоминания о том, чего уже нет. А теперь, когда мне уже 78 лет, воспоминания о ББС очень облегчают мне жизнь в тяжелые моменты.

СПАСИБО ББС, ДИРЕКТОРУ за то, что он был, и моим подводным друзьям, которые были и которые есть.

Тая Швец, 8.04.08

Последние новости