Скончался эколог Юрий Эдуардович Романовский.
Юрий Эдуардович — выпускник кафедры зоологии беспозвоночных, в юные годы был тесно связан с Белым морем. Материалы курсовой и диплома оказались настолько свежи и оригинальны, что были опубликованы в трудах биостанции.
Был в аспирантуре на кафедре зоологии беспозвоночных, руководителем его кандидатской диссертации был профессор Константин Владимирович Беклемишев. Впоследствии Юрий Эдуардович работал на кафедре гидробиологии, а затем общей экологии. Он был очень одаренным: великлепно рисовал, писал стихи, пел под гитару.
Автор учебного курса «Энергобаланс особи и демография популяций» и множества научных работ по популяционной экологии.
Панихида 6 ноября в морге 4-й больницы (напротив Данилова монастыря) в 11.30.
В качестве некролога
Не стало Юрия Эдуардовича Романовского, Юры Романовского, выпускника нашей кафедры 1972 года. Невезучий выпуск: нет уже и Никиты Кучерука и Саши Чистова и Нади Легенькой.
Юра был не шумен, как был шумен Никита и не так деловит, как помнится мне, был Саша. Уже студентом был он такой «вещью в себе» — интровертный, нисколько не замкнутый, однако и не способный впасть в буйство, как это случается на наших околоморских просторах в сиянии белых ночей; не рубаха-парень. Можно было бы сказать “особенный”, но ведь типовых-то почти не бывает, мы только этого не замечаем.
Особенностью Юры были его тихие, но от этого не менее яркие таланты.
Он рисовал. Рисовал не напоказ, а просто вдруг: подвернулась черная бумага для упаковки фотоматериалов и три-четыре мелка – и он набрасывает кувшинку на темной воде, осенние листья, лунную ночь. Достал его своими жалобами на необходимость чинить вечно рассыпающийся проток приятель-физиолог Витя Волков и вот уже на подвернувшейся картонке рисуется иконоподобная физиономия с воздетыми ввысь глазами и двумя скрещенными гаечными ключами….
Он не то чтобы сочинял, но играл со словами, переставляя и усиливая отдельные слоги, как это любят делать лингвисты, и из этих игр вдруг вырастали стишки и песенки. Не лирические, но и не слишком ядовитые. Злободневные: «сейнер в Кандалакше был/там горючее купил/и горючее все то/он пропил…», ну и всякое другое, что приводить поостерегусь – с юмором у нас, в отличие от него и по-сейчас плохо. Ну и само-собою музыка, гитара.
Он кулинарничал: что-то – не помню что – готовил, и в это блюдо нужно было положить ровно пол-дольки чеснока, а потом изъять, потому что без этого исчезающего привкуса плохо, а с его избытком еще хуже.
В отличие от размашистого жизнелюба и гедониста Никиты, он был жизнелюбом и гедонистом изысканным – со вниманием к мелким деталям, к упорядоченности и занимался всем, за что брался с исключительной, я бы сказала, сладострастной тщательностью. Таков он был и в науке: от курсовой-дипломной и до того момента, когда она перестала его интересовать.
Студенческие работы – в удачном сотрудничестве с однокурсницей Е.А.Чусовой и аспирантские эксперименты – при ее же технической помощи, пришлись на времена моды на математизацию биологии. Её, как всегда, как и теперь – с секвенированием, задавали избыточные энтузиасты. Возник своего рода общественный договор: количественный подход и ни шагу без статистики. Как показало последующее, статистика — вообще-то отдельная наука со своими тараканами, которую нужно подбирать к каждому отдельному случаю; но тогда достаточно было к любому, самому ничтожному массиву данных приложить пару формул из «Биометрий» Лакина или Плохинского и ты, как теперь говорят, в теме.
Юра так не мог. Для него количественный подход не был просто словосочетанием, каким он уже становился от легкомысленных злоупотреблений. Он был проблемой, требующей дифференцированного подхода: например, сравнения уловистости планктонных сетей с различным диаметром входного отверстия. И конечно, оказалось, что от метода зависит и результат: оценка особенностей микрораспределения. Это сейчас общее место (однако, по-прежнему частенько игнорируемое), а тогда это было внове. Для его аспирантской работы они приспособили к количественной планктонной сетке вместо стакана “cистему записи”: бинтик, который перематывался с одного барабанчика на другой, и на него, таким образом, последовательно выкладывался улов. Когда этот бинтик разрезали на куски и рассмотрели содержимое, оказалось, что Metridia longa, с которой он работал, имеет сложное мелкомасштабное распределение. Меня тогда особенно восхитило, что при миграциях метридия движется организованно: впереди слой самцов, затем – молоди, а замыкают шествие самки. Кажется так; это можно проверить по рукописи и публикациям.
И дальше следуя за лабораторией А.М.Гилярова, в которой он всю жизнь и проработал, с кафедры гидробиологии на зоологию позвоночных, а затем на общую экологию, он много занимался именно такими ювелирными исследованиями, что видно по его не таким уж многочисленным, как это и положено при сосредоточенной работе, публикациям. Говорят, что в качестве одного из редакторов «Зоологического журнала» был въедлив необыкновенно. Авторам с сомнительного качества материалом рассчитывать было не на что. Теоретизировал немного — все по той же причине тщательности, углубленности. Так, в конце прошлого века опубликовал двадцатистраничную статью «Стратегии жизненного цикла: синтез эмпирического и теоретического подходов» и, в общем-то, почти замолчал.
Так все у него сошлось: он не совпадал с окружающим. Нуждался в созерцательности, неспешности, тщательности. Очень нуждался в красоте – он был по своей природе эстет. А жизнь, бытовая, повседневная, как-то затянула его в сумбур, с которым он не имел возможности справиться. И наука не спасла – и тут был сплошной шум: гранты, проекты, заявки, отчеты, которые так виртуозно научился распасовывать Никита и что пугало и отталкивало Юру.
А теперь их нет обоих, а есть только та “культурная почва”, которую они наработали. Проверять ее на всхожесть будет время, время же покажет как долга память о них, таких молодых, какими были они на нашей беломорской практике. Юра, задумчиво переворачивающий фамилию своей помощницы: Чусова, Чу-сова, Сова – чу! Сова, мудрая – и рисует на бумажке. И Никита в столовой – после благодарственной формулы традиционно и независимо от качества пищи, произносимой В.Н.Веховым: «Спасибо, все было вкусно и питательно» — выуживающий комки из манной каши и норовящий попасть ими в окошко раздачи.
Биостанция – это русло стремительного потока, который все уносит и едва оно унесено, как начинает забываться.
Но изо всех этих зыбких материй и смутных образов и складывается история станции. Долгая о вас память, ребята! Долгая память, Юра!
Однокурсники, друзья Романовского обещали собрать кое-что о нем. Фотографии. Рисунки. Может быть, тексты.
Т.А. Бек, 7.11.2014
